Стена рубки отвалилась. Воздух рванулся наружу и вынес с собой тела экипажа. В одном из них еще теплилась жизнь, и дальним уголком сознания Уларго отметил, что погиб еще один человек.
А потом он увидел варп за пределами «Огненного клинка».
Титанические массивы эмоций простирались повсюду, но видели их не глаза, а мысли: переливающиеся жаром горы страсти, океан печали, омывающий пещеры несчастий, истекавших ядовитыми слезами гнева.
Ненависть стала небом, повисшим над варпом, грозящим удушьем. Любовь стала солнцем. Ветры, уносящие остатки корпуса «Огненного клинка», были пальцами злости.
Это было удивительное зрелище. Нет, не зрелище, а переживание, поскольку варп состоял не из света, а из эмоций, и испытывать их означало позволить бездне проникнуть в самые потаенные глубины души.
Небо ненависти вдруг разверзлось, и над душой Уларго открылась ужасная пасть. Ее обрамляли зубы ярости. За пастью тянулась черная масса, извивающаяся, словно тело червя. Это был ужас.
Пасти открывались повсюду. Лишенные разума существа акулами злорадства шныряли между грозовыми тучами страсти. Они настигали огоньки душ погибших на «Огненном клинке» и острыми как бритвы клыками впивались в то малое, что осталось от их разума.
Против них обернулась даже любовь, наполнившая последние мгновения существования непереносимой тоской по тому, чего никогда уже не будет, и всепоглощающей грустью по тому, что они имели, но больше никогда не увидят.
Пасть над Уларго стала опускаться. Зубы вокруг него сомкнулись, стало невыносимо холодно, и он понял, что это очищение смерти.
Кипящая масса бурлила. Последние остатки его физического существа извивались, словно черви, заползающие в нос и рот, которых уже не было.
Варп потемнел, и Уларго утонул в страхе.
На капитанском мостике адмирала Каминску встретили смертельно побледневшие члены команды. Цест только что вошел и напряженно вслушивался в сигнал бедствия с «Огненного клинка», снова и снова повторявшийся на канале межкорабельной связи.
— Говорит… Уларго… «Клинок»… поврежден во время перехода… требуется… ремонт… в доке…
— Это невероятно! — воскликнула Каминска, чувствуя, как с ее лица сбегают все краски. Она слышала голос человека, которого считала погибшим. — Во время перехода через варп вокс-связь молчит.
— Адмирал, на «Огненном клинке» клянутся, что они на траверзе нашего правого борта, — доложил помощник рулевого Кант, продолжавший следить за связью.
Каминска инстинктивно взглянула в иллюминатор и сквозь мерцающую пелену поля Геллера смогла увидеть корабль Уларго, слегка потрепанный во время сражения против «Яростной бездны», но в остальном такой же, как всегда.
Здравый смысл боролся в ее сердце с чувствами. Уларго был ее товарищем по оружию. Каминска считала его погибшим, и вот ей представился шанс его спасти.
— Немедленно направьте его в док.
Хантсман преследовал ускользающего беглеца до тупика, завершающего сложный комплекс переходов третьей кормовой палубы «Гневного». Кажущиеся бесконечными коридоры прерывались только запертыми дверями жилых помещений и, временами, камер изоляции.
Увидев, что преследуемый уперся в стену, Хантсман осветил его фонарем и медленно приблизился. Он сумел рассмотреть и потрепанную одежду, прикрывающую тело беглеца. Это была униформа палубного рабочего с «Огненного клинка».
— Стой! — строго приказал он, не забыв убедиться, что его охранники все еще рядом.
Со спины беглец казался мужчиной, но выглядел он очень неряшливо, всклокоченные волосы торчали во все стороны, а исходивший от него запах говорил о том, что человек уже много дней не мылся.
Хантсман активировал вокс-передатчик.
— Рубка, говорит офицер Хантсман. На третьей кормовой обнаружен палубный рабочий, мужчина, — передал он. — Судя по форме, он с «Огненного клинка».
Ответ помощника Канта едва пробился через помехи:
— Повтори. Ты сказал, «Огненного клинка»?
— Так точно. Палубный матрос с «Огненного клинка», — подтвердил Хантсман, подходя ближе.
— Это невозможно. «Огненный клинок» только что пришвартовался к нашему доку.
Беглец обернулся, и у Хантсмана по спине пробежал холодок.
Луч фонаря почему-то не мог осветить верхнюю часть лица и глаза, но Хантсман хорошо рассмотрел его рот. Палубный матрос вдруг усмехнулся полусгнившими губами, на которых запеклась кровь.
— Во имя Терры! — выдохнул Хантсман.
Челюсти между тем разошлись еще шире, и между ними показались ряды похожих на иглы зубов. Пальцы вытянулись, превратились в острые когти с засохшей на них кровью. Глаза в темноте сверкнули красным огнем.
Хантсман выстрелил.
Вокс-передатчик на мостике взорвался пронзительными криками и грохотом беспорядочной стрельбы.
— Немедленно вызовите офицера дозора! — приказала Каминска.
Кант согнулся над пультом, но через пару минут поднял голову:
— Адмирал, он не отвечает.
Каминска что-то сердито проворчала и стукнула по кнопке на своем подлокотнике, чтобы активировать другой канал связи.
— Главный док, говорит адмирал Каминска. Приказываю немедленно отойти от «Огненного клинка!» — закричала она.
Никакого ответа. Канал был пуст.
На мостике зазвучали сигналы тревоги. Спустя мгновение «Гневный» содрогнулся от взрыва на наружной броне.
— Адмирал! — воскликнула рулевой Венкмайер. — Я получила сигнал о повреждении брони в районе дока правого борта. Что это может быть?