В мозг Цеста вихрем ворвались видения, заслонив собой окружающий его реальный мир. В одно мгновение он перенесся в знакомые места. Внизу вертелась Формаска, двигаясь по привычной, но почему-то видимой орбите. Внезапно стратегически важные точки на всей ее поверхность поразили серебристые торпеды. Появились фонтаны незначительных взрывов, но за ними последовала ударная волна сокрушительной силы. Цест видел, как едва заметные трещины, увеличиваясь с каждой секундой, превращались в зияющие пропасти, пересекавшие поверхность спутника, словно зубастые пасти. Формаска раскалилась и начала пульсировать, как сердце, испытывающее колоссальную перегрузку. А потом она взорвалась.
Осколки волнами разлетелись в разные стороны, и в атмосфере находящегося неподалеку Макрейджа вспыхнули миниатюрные астероиды. Корабли, стоящие на якорях в верхних слоях атмосферы, почти все погибли. Невероятно, но до Цеста донеслись вопли обитателей родного мира, гибнущих под градом раскаленных обломков.
В туче осколков возникла какая-то движущаяся тень, огражденная защитным полем. Это темное пятно ворвалось в атмосферу Макрейджа. Видение дрогнуло и сменилось картиной индустриального района города-улья. По улицам, настигая перепуганных жителей, быстро распространялось облако газа.
Картина опять изменилась, теперь перед мысленным взглядом Цеста появились корабли — огромные суда Великого Крестового Похода. И на них тоже обрушился метеоритный шторм. Цест с ужасом смотрел, как под ударами обломков раскалываются корпуса кораблей и стилизованная буква «U», символ его Легиона, исчезает в пламени. Метеоритная буря прорвалась через атмосферу к поверхности планеты, где собрались его боевые братья. Цест корчился от боли и кричал, однако примарх не слышал его предупреждения.
Но вот перед ним вместо открытого космоса появились металлические конструкции. Цест с невероятной скоростью понесся по переходам и тоннелям корабля мимо генераторного отсека, мимо пышущих жаром плазменных двигателей, пока не оказался на орудийной палубе. Там, среди других боеприпасов, поблескивал безобидный на первый взгляд снаряд ужасающего действия. Непонятно как, но Цест тотчас понял, что это вирусная торпеда, сулящая неминуемую гибель всему Макрейджу.
Убийца мира.
Эти два слова вспыхнули в мозгу Ультрамарина, причиняя невыносимое мучение и побуждая к действиям.
И Цест восстал против ощущения обреченности и безысходного отчаяния, внушенного этими словами. Во всю силу своих легких он прокричал единственное имя, которое могло прогнать этот ужас:
— Жиллиман!
Вокруг него снова сомкнулись стены камеры. Напротив сидел Мхотеп, его лицо сильно осунулось и блестело от пота.
Цест все вспомнил. Он отшатнулся, с трудом вытащил из кобуры болт-пистолет и дрожащей рукой навел оружие на Мхотепа.
— Что ты со мной сделал?! — закричал он и тряхнул головой, желая избавиться от остатков видений.
— Я показал тебе правду, — тяжело дыша, ответил Мхотеп и поднялся, придерживаясь рукой за стену камеры. — Я поделился с тобой своими воспоминаниями, вернее, воспоминаниями Ултиса. Принцип действия тот же самый, что и у омофагии, с той только разницей, что память передается через психическую связь, а не путем биологического поглощения, — пояснил он.
Цест не опустил оружия.
— Это реальность? — спросил он. — Я видел реальные сцены?
Отбросив пистолет, он схватил Мхотепа за горло.
— Да, — прохрипел легионер Тысячи Сынов.
Цест еще мгновение не ослаблял хватку, понимая, что сейчас в состоянии лишить жизни своего собрата Астартес, но затем сделал глубокий вдох и разжал пальцы. Мхотеп, согнувшись, закашлялся, хватая ртом воздух, потом потер шею.
— Они не собираются атаковать Калт или разрушать Макрейдж. Они задумали покорить оба мира, подчинить себе Легион, а если не удастся — уничтожить всех поголовно.
И мысли, и слезы Ультрамарина хлынули неудержимым потоком.
Мхотеп, видя отчаяние Цеста, молча кивнул.
— И операция начнется с уничтожения Формаски, — негромко добавил он.
— А корабль? — продолжал Цест, постепенно приходя в себя. — Это ведь была «Яростная бездна», верно? И население Макрейджа будет уничтожено вирусной торпедой?
— Ты видел все, что видел я, и все, что было известно Ултису, — ответил Мхотеп.
Он уже окончательно пришел в себя и сел на койку.
Цест задумался, стараясь осознать увиденное, а также справиться с тошнотой, сопровождающей психическое вторжение. Потом снова посмотрел на Мхотепа, но уже с некоторым подозрением.
— Мхотеп, а почему здесь оказался ты? Я имею в виду истинную причину.
Сын Магнуса некоторое время молча разглядывал его лицо, затем вздохнул и сбросил капюшон.
— Я видел нити судьбы, Ультрамарин. Задолго до столкновения с «Яростной бездной», еще до прибытия на Вангелис, я знал, что моя судьба связана с этим кораблем, с этой миссией, с твоей важной миссией. Мой Легион несет на себе проклятие психической мутации, но наш повелитель Магнус научил нас управлять ею, общаться с варпом и обращать это проклятие в могучее оружие. — Мхотеп не обратил внимания на гримасу отвращения на лице Цеста, услышавшего об Эмпирее. — На Никее не было никакого собора, Ультрамарин. Это был суд, и не только над моим лордом Магнусом, но и над всем Легионом Тысячи Сынов. Эдикт Императора ранил его, как отцовское осуждение и непонимание ранит любое дитя. На Вангелисе я говорил тебе, что желаю улучшить репутацию моего Легиона в глазах сынов Жиллимана, и это было отчасти правдой. Я только хочу, чтобы ты открыл глаза на потенциал психики, хочу, чтобы ты понял, что это преимущество, готовое оружие против наших врагов.